Испытатели Палубная авиация Проекты боевых самолетов Испытатели «Путь в небо»
Главная
Стефановский
Испытатели
«Аэроузел-2»
«Заметки»
«Барьеры»
Марк Галлай
Игорь Шелест
Ил-76
Испытатели
«Испытатели МиГов»
«Неделя»
Action
«Автограф в небе»
Прочность
Ту-144
«Жизнь»
Наша кнопка:





Главная страница | Текущий раздел: Палубная авиация

Палубная авиация III



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПАЛУБНАЯ АВИАЦИЯ


III

Начальник Управления Э.М.Колков, которому я представился как его заместитель по лётной работе, был хорошо мне знаком по совместной службе в Ахтубинске.
— Сынок, — обратился ко мне генерал так, как когда-то меня называли "старики", — когда начнёшь работать, не думай, что всё знаешь. Тебе многому здесь придётся учиться сначала.
Окунувшись с головой в работу, я вскоре понял, что командир был более чем прав. Специфика организации испытаний авиационной техники совместно с моряками временами была настолько велика, что даже профессиональный разговор специалистов воспринимался мной с затруднением. Управление проводило испытания не только в бассейне Чёрного моря, но и в местах непосредственного базирования морской авиации — на аэродромах и кораблях Балтийского, Северного и Тихоокеанского флотов. На нашем аэродроме стояли все типы летательных аппаратов, находящихся на вооружении в авиационных частях ВМФ. Как говорится, "каждой твари по паре", а зачастую и по одной. Лётный состав испытателей состоял из трёх групп: вертолётной авиации, тяжёлых самолётов и истребительной авиации. После близкого знакомства я понял, что стать таким же профессионалом, как некоторые из них, уже не смогу. Но, чтобы понимать своих пилотов, нужно было прочувствовать их труд в воздухе.
В первую очередь мне предстояло стать вертолётчиком. Усвоив азы летания на "пропеллере", я приступил к освоению отдельных видов вертолётного искусства. Здесь были и спасательные работы днём и ночью, в горах, в лесу, в море на Ми-8, Ка-27, и буксировка беспилотных мишеней на внешней подвеске, и минное траление, посадка и взлёт с воды на Ми-14, и торпедирование подводной лодки-мишени на Ка-27. Пройдя через тернии такой подготовки, я, никогда не летавший на вертолётах, зауважал этих "стрекоз" и тех лётчиков, кто выполнял на них подобные работы.
Вспоминаю свои полёты на Ми-8 для тренировки по спасению людей в море. Данный вертолёт не имел никаких средств, которые облегчали или помогали бы лётчику удержаться на режиме висения неподвижно над волнующейся поверхностью моря. Из всего оборудования кабины использовались только авиагоризонт и радиовысотомер. В контрольном полёте, держась за ручку управления и глядя на волны, катившиеся бесконечной чередой, я так ничего и не понял, каким образом инструктор висел над контрольным буем, не наблюдая его и в то же время не сдвигаясь даже на метр. Были только непрерывные короткие движения ручки вперёд-назад.
— Объясни, как ты это делаешь? — попросил я в нетерпении инструктора.
— Это не объяснишь, это надо почувствовать.
— Что почувствовать?
— Поведение вертолёта. Пока не придёт такое чувство — ничего не получится.
И я висел. И не один час мучился, потный от напряжения, пытаясь добросовестно выполнять команды бортового техника, смотревшего через открытую дверь на плавающий внизу буй.
— Влево два метра!.. Назад три!.. Много. Вперёд четыре!.. Ушёл влево, вправо пять! Ещё! Не двигаешься!.. Не уходи назад! — слышались его непрерывные команды.
Через 10-15 минут оба теряли терпение и делали перерыв. После короткого отдыха я занимал снова высоту 20-25 метров, и всё начиналось сначала. И вдруг Оно пришло, это шестое чувство. Я мог регулировать каждый метр. То неподвижно замирая, то сдвигаясь в указанную сторону, я точно выполнял команды "наводчика".
— Отлично, командир, — послышался весёлый голос техника, — теперь мы действительно можем спасать, если потребуется.
Позднее, когда полетел на Ми-8МТ, где был установлен прибор скорости смещения от точки зависания, мне просто "нечего было делать". Не успел я успокоиться и насладиться достигнутым успехом, как подошедший ко мне полковник Ю.М.Тишков, командир вертолётчиков, кандидат технических наук, сказал, загадочно улыбаясь:
— Спасение людей на море ночью для нас то же самое, что для истребителя — полёт на штопор.
— Значит, надо лететь, — коротко ответил я.
И эта ночь пришла. Ох уж эти тёмные южные ночи! После взлёта я взял курс к береговой черте, где возле пирса находилась надувная лодка, предназначенная для спасения экипажа, терпящего бедствие, с четырьмя спасателями на борту. Пролетев над огнями приморского посёлка, мы окунулись в черноту. Ни одного огонька. Вверху тёмное звёздное небо, внизу — одна тьма, без горизонта. Старший группы спасателей сообщил по рации о своём прибытии в заданный район и о включении маяка на "передачу". Глянул на прибор — стрелка пеленга показывала правее. Довернувшись, снизился до пятидесяти метров и начал гасить скорость. Колебания стрелки пеленгования приняли размашистый характер — значит лодка уже близко. Послышался доклад оператора лебёдки о готовности к работе. Включаю фары и одну опускаю вниз для оператора, а второй ищу лодку.
— Переходи на висение и не уменьшай высоту, — слышу голос Тишкова справа.
— Вот они! — непроизвольно воскликнул я, с радостью заметив качавшуюся на волнах лодку и людей с поднятыми головами.
— Снижаться будем точно над ними, иначе "погонишь" их перед собой и перевернёшь, — сказал инструктор, внимательно контролируя каждое моё действие.
Лодка уходит "под меня", и в дальнейшем я действую только по командам оператора. Опускаюсь на высоту 25 м. Всё внимание на авиагоризонт. Ничего вокруг для меня больше не существует. Я ловлю тот тангаж, ту точку на приборе, удерживая которую, можно сбалансировать вертолёт в горизонте, а значит, сохранить высоту постоянной. Я знал коварство ночи и по опыту полётов на истребителях, когда небольшое отвлечение внимания от приборов приводило к неожиданно опасной потере высоты так, как будто её "корова языком слизнула". А сейчас подо мной этой высоты — "кот наплакал". С огромным напряжением добиваюсь фиксации заданной высоты, а сам стараюсь не думать о том, что находится внизу. Все внутренние чувства сконцентрировались в одно — в восприятие поведения вертолёта. Непрерывными мелкими движениями ручки "щупаю" его смещение в этой темноте, сообразуясь с командами оператора. Наконец зависаю точно над лодкой.
— Командир, а теперь — замри... на полчаса, я начинаю работу. Мне остаётся теперь только выдержать: выдержать высоту, выдержать место, просто выдержать это напряжение. Над головой с огромной скоростью, с характерным шумом и свистом носились по кругу лопасти несущего винта. Вертолёт трясло как в лихорадке, тряслись и мы на этом мягком вибростенде.
— Если будет трудно — скажи, я помогу, — слышу голос Тишкова.
"Трудно, это не то слово, — думал я, стиснув зубы, — тогда не стоило и браться за это дело". Когда появлялась возможность бросить взгляд за кабину, то каждый раз там, внизу, в освещённом фарой пространстве, видел одну и ту же картину, заставлявшую меня ещё больше напрягать свою волю и внимание: видел, как тяжёлое "живое косматое существо" тёмно-малахитового цвета непрестанно двигалось в глухой ярости, а его поверхность не рябила, не волновалась, а бурлила и кипела, раздуваемая воздушным смерчем от несущего винта. И я вспомнил такую же неистово кипящую массу, когда впервые полетел зимой за сотню километров от берега на Ка-27 и завис в пятнадцати метрах от воды, решая задачу взаимодействия с подводной лодкой. Осматривая вокруг тяжёлые, в 4-5 баллов, волны, катившиеся до самого горизонта, и, стараясь не смотреть вниз, я ощутил тоскливое чувство одиночества и почувствовал себя "не в своей шкуре". Всё-таки лучше видеть под собой степь, хоть и бескрайнюю, зато твёрдую, а море — наблюдать с пляжа и в более тёплые времена.
"Вот сижу я тут, словно голенький", — подумалось словами одной песни. — Откажи сейчас двигатель — плюхнусь вниз, и одному Богу известно, сколько мне суждено будет поплавать". К этому времени я уже знал, как и сколько ищут человека в открытом море. Невольно я передёрнул плечами, отогнал воспоминания:
— Нет, что бы там ни говорили "мореманы", а на земле лучше.
— Командир, люди на борту, поднимаю "люльку". Ещё через минуту с великой радостью потянул рукоятку шага винта вверх.
— Как Ваше впечатление? — повернув ко мне голову, спросил инструктор.
— Лучше слетать на штопор, — ответил я и заметил довольную улыбку на лице испытателя — профессионала своего дела. А теперь несколько слов о самой "чёрной" работе, которую не согласились бы выполнять даже негры.
Когда приходилось читать о тралении мин в морских гаванях и бухтах периода второй мировой войны, то речь шла о специальных минных тральщиках. Но я и представить себе не мог, что когда-нибудь это будет связано с вертолётами. Я уверен, что мало найдётся на земле людей, видевших буксировку минного трала вертолётом, а ещё меньше — тех, кто умеет её делать. Траление — не полёт, и даже не работа, это мучения и страдания вертолёта и лётчика. Ещё когда висишь в десяти метрах над кормой буксировщика и наблюдаешь, как моряки длинными крючьями ловят наш буксировочный трос, спущенный оператором, и присоединяют к минному тралу, уже начинаешь внутренне сжиматься, как сжимается любой, прежде чем принять на себя непосильную тяжесть, хотя это и касалось больше моего Ми-14, чем меня самого. Медленно увеличивая шаг винта, страгиваешься с места и, как ни пытаешься плавнее выбрать слабину троса, всегда происходит одно и то же: сильный и неожиданный рывок, от которого вертолёт как бы "отлетает" на несколько метров назад. Увеличивая тягу двигателей почти до максимальной, натягиваешь трос и пытаешься сдвинуться с места. Мой аппарат, как "ломовая лошадь", кажется, хрипит от чрезмерных усилий. Наконец замечаешь начало движения, именно движения, а не полёта, с черепашьей скоростью в 20-30 км/ч. А дальше решаешь трудно выполнимую задачу: и двигаться бы надо, и как бы трос не порвать. Иначе сколько будут потом моряки искать и доставать из моря этот чёртов трал, столько и будут ругать авиатора-недотёпу, которому доверили "пахать" Чёрное море. Хорошо ещё, когда тралишь мины по верху или на средней глубине. И не дай Бог, если возле дна, когда трал цепляется и тащит за собой всё, что там попадается. Вертолёт неожиданно дёргает то в одну, то в другую сторону со страшным скольжением; трос то ослабевает, то натягивается, как струна, и на приборе тягомера стрелка опасно скачет до красной черты. Все усилия рук, ног и мозговых извилин работают не только над тем, как удержать вертолёт в воздухе, но и как протащить трал по заданному маршруту, когда разворот — не разворот. Это что-то похожее на то, когда бедное животное, тянущее из последних сил повозку, скользит копытами на одном месте по скользкой дороге и медленно, чтобы не завалиться набок, уходит в сторону всё больше и больше. Какой же лёгкой и "воздушной" становится эта, достаточно тяжеловатая в воздухе, машина, когда, наконец-то, освобождается от своей "упряжки".
— Как прошла работа? — поинтересовался инженер, когда после полёта ещё дрожащими от долгого напряжения пальцами я прикуривал сигарету.
— С пользой. По крайней мере, всё остальное будет казаться "лёгкой прогулкой".

Глава II Глава IV



- ОТ АВТОРА
- Палубная авиация X
- Владимир Николаевич Кондауров
- ДОРОГА В НЕБО II
- ДОРОГА В НЕБО IV
- ДОРОГА В НЕБО VI
- ДОРОГА В НЕБО VII
- I
- III
- IX
- VI
- Палубная авиация II

«Записки» «Воспоминания» «Заметки» Союз науки и производства