ДОРОГА В НЕБО VII

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДОРОГА В НЕБО

VII

Наша инструкторская подготовка на МиГ-21 была настолько стремительна, что весной мы уже сидели в "своих" задних кабинах в качестве законных инструкторов, имея за плечами не более 40-50 часов налёта на этом типе. Вчерашние курсанты учили сегодняшних.
- Не бойтесь, - говорили нам "старики", - они вас научат летать, главное - рот не разевать.
Правда, для первого раза нам дали группу из наиболее подготовленных курсантов по три человека на инструктора. Произошла настоящая метаморфоза: только вчера о нас заботились, оберегали, а сегодня мы уже были "рабочими лошадками", от которых требовалось выполнение плана. Жили мы в ДОСах (домах офицерского состава), где каждой молодой семейной паре выделили по комнате. Помню, как управдом, с топором в руках, широким шагом повёл меня в дом показывать комнату. Рядом, держась за руку и торопливо перебирая ножками, семенила моя девчушка, теперь законная жена. Пугливо взглядывая на впереди шагавшего начальника, она то и дело спрашивала: "Володь, а Володь, слышь, а зачем ему топор ?". Войдя в трёхкомнатную квартиру, где две комнаты занимал техник самолёта, управдом, не мешкая, взломал дверь и, показав на голый пол со вздувшейся пузырями краской, коротко бросил: "Устраивайтесь". И мы устроились, кинув возле батареи меховую лётную куртку, да приперев на всякий случай дверь чемоданом.
Начальник училища, генерал В.Новиков, после выполнения со мной зачётного полёта на допуск к инструкторской работе расписался в лётной книжке и спросил:
- Какие будут просьбы, лейтенант?
- Только одна, товарищ генерал. Дайте мне группу. Перед этим я слышал, что не каждому "новоиспечённому" инструктору достанется группа курсантов. Командир было задумался, но, увидев мой напряжённый и нетерпеливый взгляд, сдался:
- Будь по-твоему, но смотри, не оплошай. Так я впервые приступил к непростой профессии Учителя в Небе. Рядом также трудились мои однокашники, соединённые одной судьбой: А.Попов, А.Иванов, В.Шубин, В.Ферафонтов. Конечно, ни о какой самостоятельности в нашей работе и речи не могло быть. Мы все находились под бдительным контролем наших командиров. Мы только "возили", а решение о допуске к самостоятельным полётам курсант получал от вышестоящих командиров. Процесс обучения у меня получался неплохо, в , основном, благодаря моим курсантам, старавшимся своим усердием помочь мне и командиру звена, бывшему моему инструктору, В.Волошину, который опытной рукой поддерживал мои первые шаги. "Старики" вспоминали другие времена, когда решающее слово в определении дальнейшей судьбы курсанта сохранялось за инструктором. Теперь же его задача зачастую ограничивалась написанием характеристики. И ту иногда приходилось переписывать в угоду командованию, озабоченному выполнением плана по выпуску курсантов. Методы обучения в 1960-х были те же, что и в 1930-х годах - рассказ и показ с помощью модели и ручки управления самолётом. Учебные полки . авиационных тренажёров не имели. Успех обучения определялся лётным и педагогическим опытом инструктора и природными данными курсанта. Несмотря на такие сложности, а может быть именно благодаря им, со временем лётчик-инструктор становился настоящим профессионалом. Многолетняя практика отбора кандидатов на испытательную работу показала, что в перспективе наибольший эффект достигался при отборе из среды лётно-инструкторского состава, где в большей мере лётчики обладали теми качествами, которые необходимы на лётно-испытательной работе. Не стоит скрывать и того, что в аварийных ситуациях они побеждали, а зачастую и выживали гораздо чаще.
В большой авиации кипела большая жизнь: новые космонавты стартовали в космос, испытатели поднимали в небо новые машины. Начав работать инструктором, я окончательно пришёл к выводу, что хочу стать испытателем. Интересуясь аэродинамикой сверхзвуковых скоростей и перспективными разработками мирового авиастроения в области боевой авиации, я с увлечением читал про испытания американских экспериментальных самолётов X-15 и X-20, а также аналогов спускаемого космического аппарата. Что-либо узнать об опытной отечественной авиации в моём положении было невозможно из-за строгой секретности. Никто из окружающих не мог подсказать, каким образом стать испытателем. Что для этого нужно сделать, с чего начать? Оставалось одно - летать, и как можно больше. Однажды на аэродром прилетел инспектор П.Сидоренко, пытавшийся в своё время поступить в отряд космонавтов. Ему я и поведал о своей мечте. Внимательно выслушав, он предложил съездить в Москву к начальнику Управления военной приёмки ВВС. В первый же отпуск, прихватив с собой лётную книжку, я двинул в столицу. С неё, родимой, начинали многие из тех, кто хотел превратить свою мечту в реальность. Однако меня здесь ждало разочарование - на месте не оказалось необходимого начальника. Видимо, мои "телодвижения" не остались тайной для командиров, в том числе и для начальника училища, потому что в конце года, на офицерском собрании по итогам нашей работы он поставил меня в пример следующим образом:
- Товарищ лейтенант, встаньте на стол.
Я оглянулся на окружающих с растерянным недоумением:
"Может быть, мне послышалось?". Офицеры, иронически улыбаясь, замахали руками вверх - поднимайся, мол, начальству виднее. Я взобрался на стол и стоял, красный от смущения.
- После вручения ордена Ленина нашему училищу, - начал генерал, - я выпросил у Главкома Вершинина две вакансии в НИИ ВВС. Одним из тех, кто поедет туда, будет этот лейтенант.
Несмотря на то, что начальник любил иногда "поиграть на зрителя", у меня от волнения перехватило дыхание. Неужели так быстро исполнится моя мечта? Неужели я поймал своего "журавля в небе"? Да, фортуна выбрасывала мне козырный туз. Началась штабная работа по оформлению к отправке необходимых документов. И, когда уже определилось время отъезда, произошла беда: в нашем звене погиб лётчик-инструктор, мой ведущий, стройный и смуглый Виктор Карнович. Волейболист и шахматист, с математическим складом ума и весёлым характером, он, до недавнего времени, принадлежал к очень дружной компании холостяков, спаянных не просто общей квартирой и работой, увлечением мотоциклами и охотой, но и взаимными обещаниями сохранять холостяцкую независимость от прекрасного пола. И вдруг Карнович возвращается из отпуска с молодой женой - белокурой девушкой с голубыми глазами, напоминавшей всем шекспировскую Офелию. С одного взгляда было видно, что больше всего на свете они любят друг друга. В тот день мы, как всегда, собирались возле ДОСов для отъезда на аэродром. Ночь уже заканчивалась, но утро ещё не наступило, а только чуть обозначилось: небо стало бледнеть, оставляя до поры наиболее яркие звёзды. Наши семьи продолжали досматривать самые сладкие предутренние сны. Все собрались и поджидали Карновича, который на каждом шагу оборачивался и приветливо махал рукой Елене, вышедшей на балкон проводить мужа. Не успели мы стронуться с места, как начались подначки:
- Витек, ты что-то не то делаешь. Вместо того чтобы в этот час достойно заканчивать медовый месяц рядом с молодой женой, ты вдруг выскакиваешь из постели и удираешь на аэродром.
- Уж не ты ли, Петрович, собрался возить моих "архаровцев" ? А потом скажешь, что у нас были совсем разные перегрузки.
Автобус вздрогнул от молодецкого хохота. Лёгкий завтрак, тренаж в кабине с курсантами и последние указания командира. Солнце выползает из-за горизонта большим яичным желтком, начиная ласкать всех тёплой энергией своих лучей. Первый самолёт выруливает на ВПП, лётчик включает форсаж, раздаётся грохот, и вслед за тем, едва заметное в лучах солнца, белесое пламя неотрывно пульсирует за соплом самолёта. Истребитель, отпущенный с тормозов, как бы распрямляется и начинает разбег, оповещая об этом окружающий мир.
Мы с Виктором использовали для провозки курсантов одну и ту же "спарку". К концу лётной смены он подошёл ко мне и попросил уступить ему очередь;
- Понимаешь, хочу успеть съездить в город за покупками, сам знаешь, что есть у холостяка в квартире.
Через несколько минут, весело махнув мне кислородной маской, Виктор пошёл садиться в заднюю кабину. Проводив его взглядом на взлёте, я было направился к стартовому домику, как вдруг услышал глухой короткий звук взрыва. Оглянувшись, увидел в двух километрах от аэродрома характерные клубы дыма, поднимавшегося от земли. Сердце поняло сразу и тоскливо заныло, а разум никак не хотел принять случившееся: "Нет! Это только дым. Он не мог уйти просто так, он обязательно должен был что-то сделать!". Я только не знал - что? До этой катастрофы я уже успел два раза вздрогнуть и обнажить голову, получив известия о гибели моих друзей в боевых полках. Человек создаёт для себя технику, которая взимает с него дань самой дорогой ценой. Не может быть движения без риска, но все ли жертвы бывают оправданы ?.. Перед вылетом у Виктора было отличное настроение - Жизнь прекрасна, и впереди у них с Еленой столько Счастья! Предстоял обычный полёт по маршруту. Самолёт с полностью заправленным баком под фюзеляжем плавно оторвался от земли. Едва успел проконтролировать действия курсанта по уборке шасси и закрылков, как вдруг почувствовал "провал" тяги, скорость перестала расти, и самолёт как бы повис в воздухе. Двигатель! Лётчик бросил взгляд на прибор - обороты падали. Высота мала, катапультироваться нельзя. Что делать? Пока мозг лихорадочно искал выход из создавшегося положения, руки уже действовали: отдав ручку управления от себя, перевёл самолёт на снижение, чем предотвратил быстрое падение скорости, а другой рукой рванул рычаг управления двигателем назад в положение "стоп". "Запустить не успею, надо сажать", - решил он. Крикнул по СПУ курсанту: "Притянись!". Подавшись вперёд и прижавшись защитным шлемом к остеклению фонаря, попытался рассмотреть впереди и внизу то, что сейчас интересовало его больше всего в жизни - характер местности, есть ли хоть один шанс из тысячи успешно приземлиться на скорости около трёхсот километров в час. Увы, они падали над поймой реки. "Отвернуть! Отвернуть!", - мысленно кричал он сам себе, в то же время осознавая, что это уже нереально, что высоты почти нет. В этот момент раздался хлопок, улетел фонарь передней кабины, а вслед за ним и катапультное кресло с курсантом, который, не выдержав ужасного падения, вытянул рукоятки катапультирования. "У него такие же шансы уцелеть, как и у меня", - успел подумать лётчик и в последний момент, всё ещё надеясь на какое-то чудо, резко взял ручку управления "на себя". Но чуда не произошло. Он не столько почувствовал, сколько "услышал" всем своим существом удар огромной силы, грохот и скрежет металла. Показалось, весь мир на мгновение замер. Боли не было, только в меркнущем сознании остался невысказанным один отчаянный крик его души: "Не может быть!..".
Стоя над могилами с ощущением полной внутренней пустоты, я подумал: "Что же это за Господин Случай, который отвёл от меня "старуху с косой"? Зачем? Какой в этом смысл?". Среди инструкторов шёл разговор:
- Эх, была бы на самолёте катапульта, которая могла бы спасать экипаж у самой земли - ребята остались бы живы. А что мы видим впереди из задней кабины? Будто в щёлку подглядываем. Неужели нельзя на фонаре установить перископ? Так и летаем: "и хочется и колется, и...".
Они разговаривали, а я приходил к неожиданным для себя выводам: значит, работа испытателя - это не просто романтика, риск, новые самолёты, это ещё и ответственность за жизнь тех, кто будет летать на них после тебя.
После разбора лётного происшествия генерал объявил:
- А вас, будущие испытатели, отпустить сейчас не могу. Получите дополнительно курсантов из группы Карновича, и... работать до окончания программы.
Исполнение мечты отодвинулось в неопределённое будущее. Служба приобрела более суровые очертания. То, что пятеро - не трое, ещё полбеды. Наоборот - больше летаешь, лучше летаешь. Другое дело, что мои "курсачи" на этот раз были далеко не из числа передовых.
Приступаем к освоению сложного пилотажа. Я лечу с курсантом, обладающим на редкость добродушным характером, но, как поговаривали его друзья, с богатырской силушкой в руках.
- Валентин, держись слегка за управление, - я показываю выполнение петли Нестерова. Методически грамотно, с комментариями по СПУ, закручиваю фигуру с перегрузкой пять единиц. - Понял? А теперь сделай сам, а я подстрахую.
Наблюдаю, как самолёт с небольшим снижением разгоняет скорость, затем неожиданно круто, с энергичным увеличением тангажа, начинает уходить вверх.
- Хватит, хватит. Хва-ти-ит! - кричу я, левой рукой нажимая кнопку СПУ, а правой изо всех сил отталкивая ручку управления "от себя".
Но перегрузка неуклонно растёт. Мы уже "сидим" на семёрке и в глазах появляются "сумерки". Скорость падает, и, если так дело пойдёт, скоро сорвёмся в штопор. Оставив кнопку СПУ, двумя руками пытаюсь перебороть курсанта. Бесполезно! Тогда, подтянув правую ногу к животу, упираюсь ботинком в ручку управления и с помощью трёх конечностей регулирую перегрузку до выхода из пикирования.
- Валентин, нельзя так "ломать" самолёт, - объясняю курсанту, едва переведя дыхание, - нужно всё время контролировать перегрузку по указателю и держать пятёрку, понял? Ну, давай ещё раз.
На второй фигуре пришлось сидеть в том же положении.
- Достаточно, пошли домой, на земле разберёмся, - и, вздохнув с облегчением, подумал, усмехаясь: "Хорошо, хоть ноги короткие".
Летим в зону парой для отработки атак по воздушной цели с фотострельбой; я - в качестве цели, а мой "добродушный" собирается атаковывать меня с задней полусферы.
- 340-й, занимай исходное положение, - командую курсанту и вижу, как его истребитель с разворотом уходит вправо, уходит всё дальше и дальше. "Заклинило его, что ли", - ругнулся я в сердцах и скомандовал: - 340-й, перекладывай в обратный крен, держи меня в ракурсе!
Через некоторое время самолёт стал приближаться, превращаясь из мухи в птицу, большую птицу, которая, всё увеличиваясь, приобретала знакомые очертания истребителя, летящего, словно под гипнозом, точно на меня. Через пару секунд столкновение станет неизбежным. "Чёрт возьми, что он делает?!". Я хватаю ручку управления "на себя", взмываю вверх и успеваю заметить атакующего под "животом" и удаляющегося теперь в обратную сторону.
- 340-й, нужно держать дистанцию! - крикнул я в эфир, восстанавливая прежнюю высоту.
- Понял, командир, - услышал в ответ спокойный голос курсанта.
- Что понял, ты хоть видел меня?
- Видел, командир.
Больше мне нечего было сказать. "Да, такой не свернёт, тут, как говорится, держи ушки на макушке".
Однажды командир эскадрильи, внимательно посмотрев в мою сторону, посетовал на свою судьбу:
- Знаешь, у меня в двух случаях руки дрожат, когда я руковожу полётами: если в воздухе начальник училища и твой "корифей" - от обоих в любой момент можно ожидать чего угодно.
Жизнь предполагает, а судьба располагает. Я всех своих довёл до выпуска, и затем, в течение многих лет получая от "корифея" весточки, я каждый раз удивлялся тому, что он всё ещё служит и летает, ни разу не попав в аварийную ситуацию.
Закончилась работа с курсантами, начиналась пора отпусков. Никто из командиров не мог ответить, как же дальше будет решаться моя судьба. Каждый раз я слышал один и тот же ответ:
"Кто тебе обещал, у того и спрашивай". Стало ясно, что "спасение утопающих - дело рук самих утопающих", и я поехал в Волгоград к высокому начальству. Несмотря на то, что начальник училища находился в отпуске, а без его команды кадровые работники не могут никого никуда отправлять, я всё же убедил их выдать мне предписание, поскольку мои документы и личное дело, высланные в начале года, назад возвращены не были. В предписании значилось, что нужно прибыть в воинскую часть по адресу "Москва-400".
- Срочно собираем чемоданы - мы уезжаем, - заявил и жене, едва ступив на порог нашей комнаты. Она сидела с маленьким сынишкой на руках и с испугом, через слезы в глазах, прошептала:
- Куда?
- Как здесь указано, в "Москву-400", - и показал ей конверт,
- В Москву, что ли?
- Нет, сказали, в степь куда-то, за Волгу. Она заплакала и, боясь этой новой, опасной и неведомой для нас обоих профессии, принялась отговаривать меня:
- Вовочка, откажись, ну как же другие работают здесь, и - ничего, не рвутся в испытатели, а тебе чего не хватает?
Она ещё долго что-то говорила, упрашивала, а я думал, что согласиться - это значит самому отказаться от своего будущего, без которого я себя уже не представлял. И жена поняла, и отступила ради моей мечты, не зная тогда, сколько ей предстоит пережить в этом будущем.
Сборы были коротки, благо, что и брать-то с собой было нечего. Всё денежное содержание инструктора в то время составляло 150-160 рублей. Когда, будучи "зелёными" лейтенантами, мы везли своих подруг на новое место службы, то были уверены, что обеспечим им "красивую жизнь". А как же иначе - ведь лётчики-истребители! Но оказалось, золотые погоны с крылышками - это одно, а реальная жизнь - совсем другое. Правда, в тот момент, как впрочем, и в дальнейшем, моё сознание не задерживалось на таких житейских пустяках. Я замирал от одной только мысли, что вскоре окажусь в необыкновенно-романтическом мире испытаний ещё неизвестных мне самолётов, в кругу необыкновенных людей героической профессии.

Глава VI Глава VIII