М.Л.Попович. «Автограф в небе» - Там, за облаками

Из всех предметов в школе Саша Кузнецов особенно любил математику. И любовь эту привил ему преподаватель, с которым он подружился. Саша играл с ним в шахматы. Преподаватель-математик увлек его и гимнастикой. Сам он был легкоатлетом-разрядником и руководил секцией при городском Доме пионеров. Как-то Саша пришел туда с ребятами. Но его не приняли. Он был худеньким, маленького роста. В ранние детские годы он переболел многими болезнями и выглядел хрупким и хилым ребенком.
Сергей Дмитриевич встретился с Сашей, когда он перешел в 5-й класс. Он заметил, что мальчик с завистью глядел на сверстников, а когда узнал о его желании быть сильным и ловким, пригласил его в секцию.
Не прошло и полугода, как на глазах у матери стали совершаться чудеса. Саша перестал простужаться, его обходили грипп и ангина, которые неизменно преследовали его в раннем детстве. Он стал подвижней, более ловким и дисциплинированным. Если раньше он любил понежиться, поваляться в постели, то теперь Саша не залеживался. Просыпался, быстро вставал, убирал постель и занимался физзарядкой.
В 6-м классе на первенстве школ города по легкой атлетике Саша занял второе место в прыжках в высоту, показал результат 1 метр 20 сантиметров. Горком по делам физкультуры и спорта Ленинабада наградил его грамотой.
Осень того четвертого года войны, когда он пошел в 5-й класс, принесла в его жизнь радостное событие: его приняли в пионеры и на торжественной линейке повязали красный галстук.
Саше не было скучно в пионерском отряде. Его обязательный характер, трудолюбие, начитанность и способность писать сочинения были оценены товарищами. Его выбрали редактором отрядной газеты школы имени Пушкина. Не прошло и полгода с того первого выдвижения его на общественную работу, как пионерский совет отряда рекомендовал Сашу Кузнецова деткором «Пионерской правды».
В 1949 году Саша второй раз едет в летние каникулы работать в геологоразведочную экспедицию.
Матери идут письма, он восторгается красотой гор...
«По 14 — 15 километров в день мы ходим пешком. Днем здесь африканская жара, ночью сибирский холод. Но я упиваюсь полевой жизнью, слава богу, мы живем не по-человечески, а по-геологически. Днем стучим молотками в горах. Лазаем каждый день выше 4000 метров. Недавно, числа 14-го, проходили перевал высотой в 4300 метров. Четыре лошади чуть не погибли. Перевал весь покрыт снегом, думаю, что мне зачтут его как перевал 2-й категории трудности для сдачи ГТО I ст...
...Представь себе, мамочка, тихая горная ночь над лагерем... Крупные звезды, какие бывают только в горах, свежий чистый воздух, ручей журчит о чем-то своем, сквозь даль видны могучие ели...»
Его увлекла трудная и опасная, но интересная профессия геолога. Ему нравились глубокие тесные ущелья бурных горных рек, он полюбил их еще больше... Он пишет: «Я не мог забыть гор. Третий мой год скитаний по горным тропкам, страсть к романтике вновь привели меня к геологическим палаткам». Ранние подъемы, палатки, спальные мешки, легкий дымок костра, красивые, словно выточенные опытной рукой скульптора, отвесные скалы в горных ущельях, призывное ржание лошадей, крепкие мускулы ног и рук, здоровый загар, товарищеский крепкий коллектив — есть от чего в восторге закружиться голове 16-летнего мальчишки! Но с годами к Саше подкрадывается сомнение...
«...Набрал столько камней, что рюкзак чуть поднимаю. В конце лета я уже не скажу так уверенно, что буду геологом, но если я буду чем-нибудь вроде геолога, то только геофизиком. Завтра на маршрут, послезавтра на маршрут, и кто знает, сколько еще надо ходить и искать, искать и ходить в поисках чудесных богатств...»
Саша закончил неполную среднюю школу отлично.
В те годы у него заметно стали проявляться такие черты характера, как аккуратность, точность, исполнительность, так необходимые военному человеку.
Ему, как отличнику, предложили учиться в спецшколе ВВС.
Еще в детстве он посещал авиамодельный кружок при Доме пионеров. Кружковцы встречались с летчиками, парашютистами. Они рассказывали ребятам о своей романтичной профессии увлекательно, заразительно.
Руководитель авиамодельного кружка водил ребят в аэроклуб, рассказал, как готовят летчиков-спортсменов. Они побывали и на аэроклубовском аэродроме.
Когда ребятам исполнилось четырнадцать лет, прыгали с парашютом с учебно-тренировочной вышки.
Но главным в программе занятий авиамодельного кружка в Доме пионеров было строить своими руками модели...
Саша учился в спецшколе ВВС, но жил дома. Утром уходил, как в обыкновенную школу, а вечером возвращался домой.
Издавна в Таджикистане хлопок — главная культура в сельском хозяйстве. Он что хлеб на Украине, и в разгар уборочной страды многие рабочие, служащие, студенты и школьники отправляются на сбор хлопка.
Мать знала, что Саша должен был ехать со школой в воскресный день. Ранним утром он отправился узнать, в какие часы назначили ехать. А товарищи подсказали ему: «Иди домой... Скажешь, не знал когда или опоздал к отъезду. Едем через час-полтора». Он, обрадованный столь «хитрой» выдумкой, и прибежал домой радостный, не думая ехать. Но поскольку у них с матерью существовали всегда прямые, честные, доверительные отношения, рассказал ей, как ему удастся не ехать.
Она приготовила ему все необходимое в дорогу. И тут, к удивлению сына, сказала ему строго и решительно: «Нет, ты не останешься, а немедленно поедешь со всеми! Ты что, считаешь себя лучше своих товарищей? Останешься, пойдешь в кино, будешь кушать мороженое, а твои ровесники будут до пота трудиться в поле, на солнцепеке?»
— Мамочка, родная моя,— взмолился он.— Это я так... Я сейчас бегу...
Как-то Саша приходит домой из спецшколы, снимает форму, одевает гражданский костюм и говорит доверительно матери: 179
— Мам, не волнуйся, мы идем бить одного из шпаны. Я скоро приду.
Мать сидит дома в тревожном ожидании ни жива ни мертва. К вечеру прибегает сын, запыхавшись: «Все в порядке!»
— Саша, милый,— просит она его.— Ради бога, не участвуй ты в этих драках. Страшно мне за тебя...
Он молчаливо выслушивает просьбу, глядит чуть насмешливо на мать и говорит при этом:
— А кто учил меня не предавать товарищей? Они идут отстаивать справедливость, а мне что ж, прятаться за тебя?
Матери остается молчать и с грустной улыбкой принимать его доводы, хотя сердце ее и протестует. Драки продолжались, приходил и сын с заметными «отметками» от них на лице, но никогда не жаловался.
Наступил для Саши решающий год в юношеской жизни, год 1951-й. Он должен был выбрать для себя профессию. Но какую?
У Саши была крылатая мечта — стать летчиком, парашютистом, жить и работать в небе... Он спал и видел себя не просто летчиком-спортсменом, а военным летчиком. И этой сокровенной мечтой он постоянно делился со своим самым близким другом — матерью... Вот несколько отрывков из писем.
«...Я знаю одно — я должен быть летчиком. Не по мне жизнь на земле. Я хочу дружить с ветрами и непогодой, хочу обгонять ветер и звук, я люблю небо, небо и еще раз небо. Пусть в сторону отойдут всякие мелкие страсти и привязанности в виде столичных театров и прочих московских удовольствий. Мое место, мое призвание в этой замечательной жизни летчика. Если этим летом я ничего не добьюсь, я опять буду проклинать все на свете, опять начнутся припадки этой «военной лихорадки», которые были зимой. Нет, я не должен отступать, чего бы это мне ни стоило и какие бы жертвы для этого ни понадобились.
...Может быть, это счастье мое — видеть романтику там, где ее нет, или ее просто не видят другие, ведь это очень помогает мне в жизни — любовь и страсть к романтике. Из-за нее я лез ночью в холодную и быструю горную реку искать брод, из-за нее переходил подоблачные заснеженные перевалы, из-за нее прыгал с парашютом; может быть, и в суровом и страшном бою увижу когда- нибудь романтику и смело грудью встречу опасность... Кто знает?»
Чем больше я читала и перечитывала переписку Саши с матерью, тем я больше убеждалась, что нельзя более образно, зрительно и правдиво рассказать, чем делает он сам, делясь с мамой своими мечтами, тайнами первой любви, удачами и промахами. Причем разговор у него с матерью идет честный и откровенный, как с самым близким и дорогим другом.
Но жизнь распорядилась по-своему и сначала увела в сторону от светлой и главной мечты стать летчиком. Экзамены летом 1951 года в МАДИ закончились для Саши Кузнецова успешно, и, казалось бы, он смирился с мыслью посвятить свою жизнь земной профессии инженера-дорожника, строителя тоннелей и мостов... Но нет! Не дает ему по-прежнему покоя мечта летать, быть летчиком...
Саша пишет матери:
«Повидал я из 10-й «серпуховской» только пятерых. Вспомнили мы свою спецшколу, погрустили немного. Но та военная обстановка, что их окружает, так мила моему сердцу, что просто невозможно сказать.
И день был сегодня такой хмурый, осенний, соответствующий моему настроению. Но вот и до этой минуты я все же не понимаю, где родилось это чувство? Важно, что оно родилось. Если бы можно было, собрал бы свой чемоданчик и в двадцать четыре часа укатил бы из Москвы — хоть на край света, в безлюдье, холод, глушь,— только бы из меня сделали там военного летчика. Три года жить в казарме согласен, не выходя в город,— все перенес бы ради осуществления этой мечты».
Идут студенческие месяцы, но Саша никак не может смириться со своим студенческим положением.
«Мамочка, милая!
Милая моя, должен же наконец написать тебе истину — из аэроклуба меня не выгоняли, я все это время занимался и уже три раза прыгал с парашютом!.. Не хотел я тебе об этом писать до лета, до встречи, но уж слишком велико желание поделиться с тобой, да и к тому же слишком явно виден на моем пиджаке парашютный значок. К сожалению, а может быть, к счастью, сейчас прыжки прекратились,— на аэродромах тают снега, мокро, ждут, когда подсохнет. К сожалению — потому, что дело это очень хорошее, прыгал бы хоть каждый день по пять раз, и к счастью — потому что каждый прыжок — пропущенный день в институте. Вот я пять раз ездил, а прыгнул три раза — один раз не хватило парашютов, а другой раз — «не было погоды», дул сильный ветер, и прыжки прекратили.
Напишу тебе, что сейчас прыгаю каждый день, а потом ты каждый день будешь присылать сумасшедшие телеграммы, правда ведь? Начнутся прыжки в мае, когда у меня будут экзамены, т. к. я прыгать в мае не буду, но зато на практике буду прыгать каждый день, т. к. наш геодезический полигон всего в двух-трех километрах от аэродрома. Вот как, мамаша, твой сын уже и парашютист...» Летом 1954 года на городских соревнованиях Москвы по парашютному спорту Саша Кузнецов, студент 3-го курса, в двадцать лет завоевывает звание абсолютного чемпиона Москвы. В своем дневнике 25 июля он пишет:
«Чемпионство — это полная для меня неожиданность. Соревнования были два дня, а итоги подвели только сегодня, и до последней минуты никто не знал чемпиона. Я предполагал, что займу одно из первых мест, и вдруг объявляют сегодня... Ух ты, есть от чего закружиться голове. Я спускал флаг соревнований,— торжественная обстановка, участники выстроены, гимн играет, полковники под козырек держат... а у меня немножко от волнения трясутся коленки, но этого, кроме меня, никто не видит...
Мама, мама, где ты? Почему не видишь всего этого? И еще льгота: за 150 прыжков дадут звание мастера парашютного спорта. А без чемпионства или рекорда дают за 200 прыжков. У меня сейчас 93. И за оставшиеся два лета 57 прыжков я сделаю запросто и институт закончу со званием мастера».
Саша Кузнецов очень любил парашютный спорт... Еще до поступления в летное училище его захватила и влекла парашютная романтика. Он знал — в парашютном спорте, как и в авиации, нет мелочей, в какие-то секунды приходится решать свою судьбу. И от твоей смелости и воли она подчас будет зависеть. Парашютный спорт развивает в человеке собранность, аккуратность, мужество, хладнокровие, силу воли.
Кто из нас, летчиков, не помнит свой первый парашютный прыжок? После душных институтских учебных аудиторий ты на крыле самолета под облаками, еще секунда, другая — и шагаешь в пропасть, а потом над головой слышишь мягкое шуршание раскрывающегося купола, и парашютный прибор со страховочным фалом автоматически откроют парашют, и тебя после приглушенного хлопка будто бы встряхнет и подтянет за лямки вверх. И сразу приходишь в себя, вроде заново народился. Посмотришь вокруг, увидишь необозримый простор, и так захочется заглянуть за горизонт... Обступит тебя тишина, и возникнет внутри тебя что-то очень радостное, от чего хочется петь, но ты должен не отвлекаться, а выполнять первое в своей жизни задание в воздухе, на лямках парашюта, под куполом...
Надо потянуть за лямки, чтобы начать разворачиваться, купол медленно поворачивается, и ты осматриваешься вокруг себя. Тут же надвигается на тебя земля. Сразу после приземления появляется желание немедленно повторить пережитое, но теперь без прежних ошибок, но мудрые инструкторы охлаждают неуемный пыл и дают тайм-паузу. Получить от товарищей поцелуй и аэродромные цветы — ромашки или тюльпаны. Они цветут весной, когда у всех перворазников обычно начинается свидание с небом. А потом садишься в «квадрат» и наблюдаешь за товарищами, мысленно переживаешь все элементы прыжка вместе с теми, кто шагает по небу после тебя.
Саша прыгал безукоризненно. Отделялся от самолета красиво и телом в свободном падении управлял акробатически. Было чему завидовать и подражать его питомцам. Позднее Саша не раз говорил мне, что ему просто посчастливилось в том, что первым учителем в парашютном деле у него оказался замечательный мастер и педагог Виктор Иванович Федотов.
День был строго регламентирован, подъем в четыре, а в пять уже в воздухе. Затем укладка парашюта, и считалось большим счастьем, если в день удастся прыгнуть еще раз. На тренажерах все получается подчас отлично, каждое движение, отделение от самолета, свободный прыжок. Казалось, что тут такого сложного, встал у двери, собрался и прыгнул за борт, будто в воду. Так вот же, чтобы «шагнуть» за борт самолета, необходимо выполнять все действия в строго определенной последовательности. Надо учитывать ветровую нагрузку и скорость самолета, надо уметь держать в установленном положении тело, особенно руки, ноги и голову.
А в конце рабочего дня, когда солнце висело над самым горизонтом, подводились итоги дня, производился разбор выполненных прыжков. Не было ни одного парашютиста, прыжок которого не вызвал замечаний и критики. Сложно было вживаться в напряженный ритм прыжков. Но уже через неделю все встало на свои места. Саша быстро научился правильно отделяться от самолета и приземляться. Он знал, как вовремя раскрыть купол, умел погасить купол при ветре, умел разворачиваться против ветра. Но в этом первом парашютном умении и овладении парашютным делом не были использованы еще все потенциальные возможности... Он хотел быть спортсменом-парашютистом, а это означало не только надо уметь прыгать, но и научиться уверенно управлять парашютом и телом.
Саша прыгал смело и с каждым прыжком все с большей точностью выполнял запланированные элементы. Тогда в парашютном спорте только стала появляться парашютная акробатика, и Саша увлекся ею. Вскоре он научился делать сальто вперед, назад, спирали вправо и влево.
Трудно было сочетать напряженную учебу в институте с прыжками, но парашютный спорт помогал и учебе, хотя за удовольствия небесных прыжков приходилось жестко ограничивать себя в развлечениях.
Александр Кузнецов становится абсолютным чемпионом Москвы за 1954 год.
В 1955 году 17 августа он устанавливает мировой рекорд в прыжке на точность приземления с высоты 600 метров.
Ему присваивается высокое спортивное звание «Мастер спорта СССР».
Почти все свободное время он проводит на аэродроме, тренируясь в точности приземления. Занимается волейболом, поступает в авиационное училище летчиков ВВС. Кончает его с отличием и в декабре 1957 года получает специальность — пилот-техник. Он — лейтенант. В этом же году он становится чемпионом ВВС в беге на сто метров и занимает второе место по бегу на дистанции двести метров. 1957 — 1959 годы, пожалуй, самые напряженные годы его учебы. Перейдя на заочное обучение в институте, в 1959 году защищает диплом по специальности «Мосты и тоннели». Теперь он — инженер. Как он потом пошутил, что, мол, в эти годы я тренировался в беге, в прыжках, чтобы перепрыгнуть все мосты и пробежать все жизненные тоннели на пути в испытатели. Мечта у него одна — учить летать самолеты. А пока тренировки в небе на самолете, на парашюте, на земле бег, волейбол, плавание, стрельба.
«Красная звезда» за 20 сентября 1958 года писала под заголовком «Мужество парашютиста». Всего несколько строк было в сообщении: «Н-ский гарнизон 19 сентября (от наш. корр.)... С аэродрома в ясное осеннее небо поднялся самолет, на борту группа летчиков-истребителей. Им предстояло совершить очередной тренировочный прыжок с парашютом»...
Саша после рассказывал, как все произошло: на высоте 1100 метров, как обычно, он шагнул в небо. Отсчитал десять секунд и только дернул кольцо, чтобы раскрыть парашют, как вдруг начало вращать, да так энергично, что, пока раскрывался парашют, он сделал несколько витков. Купол парашюта вышел, но не наполнился, произошло перехлестывание купола стропами. Открывать запасной парашют было опасно при такой ситуации, потому что он мог пойти по стропам основного парашюта, не наполниться и закрыть доступ воздуха в его купол. Выход был один — прекратить вращение основного парашюта. Для этого нужно было найти и обрезать стропы, перехлестнувшие купол. Все с замиранием следили с земли за действиями Александра, который, изловчившись, ножом обрезал свободные концы лямок, к которым крепятся стропы парашюта. Купол основного парашюта сложился, и вращение прекратилось. Он раскрыл запасной парашют.
Увлечение парашютным спортом и полеты на самолете-истребителе сокращали дорогу к конечной цели. Мир его увлечений огромен, и все, что делает, подчиняется одному — авиации.
К концу 1956 года Александра Кузнецова направляют в учебный полк.
По программе курсантам отводилось десять часов на теоретические занятия и изучение реактивных самолетов. В дневнике Саша пишет: «Счастье снова стучится в мою душу... Я воспрянул духом, и мне снова — 17 лет и романтики полные карманы... Ох, как все хорошо! Начинаются снова теоретические занятия, но теперь более высокая теория. Сидим в УЛО по 10 часов в день, учим наши суровые военные мужские науки, очень устаем, но жизнью все же довольны».
Саша осваивает новые самолеты, тренируется, но этого ему мало. Он по-прежнему прыгает, и впервые в строевых частях командиры принимают решение показать катапультирование не на наземном тренажере, а с самолета. В своем дневнике он пишет: «Ох, жизнь последнее время сумасшедшая! За неделю сделал 12 прыжков с разных самолетов. Здорово. Вчера весь полк привезли на аэродром смотреть показное катапультирование с реактивного истребителя. Впервые в истории нашего полка проводилось это дело, народу сбежалось на аэродром куча. Смотреть красиво — над аэродромом на большой скорости идет самолет; слышен взрыв, видна шапка дыма, из самолета вылетает — «выстреливается» вместе с креслом парашютист, кресло отделяется, а он, голубчик, падает с задержкой секунд 18 — 20 и открывает парашют. Кресло тоже имеет свой парашютик, тоже спускается...»
Как всегда, Саша остается откровенен и искренен в письмах к матери. Он не скрывает от нее ничего, даже трагичные моменты в жизни. Саша пишет: «Знаешь, в последний день прыжков я едва не погиб. День был такой чудесный — золотая осень, леса с желтинкой, в воздухе паутинки серебряные плавают. Дали такие ясные. А у меня парашют не раскрылся. Вытяжной парашютик зацепился за пряжку на унте, весь парашют собрался в комок, стропы перепутались, и полетел я вниз к земле-матушке... Спасло меня не чудо, конечно, а собственная выдержка и хладнокровность. И опыт, конечно, будь это не 96-й, а, скажем, 6-й прыжок, неизвестно, получила бы ты это письмо или нет. Спустился я на запасном парашюте и два дня испытывал все благие чувства новорожденного... Перепугался я здорово, все же к прыжкам буду теперь относиться с большим уважением, чем раньше. Собственно, я ведь давно мечтал о каком-нибудь парашютном приключении. И вот, пожалуйста, сбылось. Теперь уж со мной ничего хуже не случится. До самой смерти, как говорят».

Вертолетный кумир Там, за облаками (2)