Весна 1945-го. Берлин

Неповторимая весна сорок пятого года!
Мы, несколько офицеров, в самом радужном настроении (еще бы: весна, Победа, такая война осталась позади!), в состоянии, которое называется "чуть-чуть навеселе", бродим в прекрасный майский день по Берлину.
В послевоенные годы я не раз бывал в нем. По достоинству оценил этот благоустроенный, чистый, изобилующий, особенно в центре, красивыми местами, город. Но ничто не вытравит из памяти Берлин первых послевоенных недель. Знаменитая улица Унтер ден Линден, лежащая в развалинах, источавших острый трупный запах (весна выдалась жаркая). Поврежденное бомбами и снарядами здание Рейхстага, купол которого казался ажурным. Сильно пострадавшая и все же красивая церковь Гедехтнискирхе в начале блестящей, как в довоенном прошлом, так и в послевоенном будущем, улицы Курфюрстендамм. Прекрасный Трептов-парк, через который мы ездили в центр города с аэродрома Адлерсхоф, где базировались. (Именно в этом парке впоследствии был установлен знаменитый памятник Советскому солдату с ребенком на руках. Лучшее место для него вряд ли можно было найти.)
Рейхсканцелярия (впоследствии сравненная с лицом земли) с огромным кабинетом Гитлера, где все было столь же крупноразмерным (видимо, для пущего впечатления на представавших перед фюрером людей): и массивный стол, и напольный глобус. Толпы дисциплинированно разбирающих завалы немцев. Пробирающиеся между развалинами двухэтажные автобусы...
И все это - на фоне Победы и цветущей весны (природе не было дела до человеческих мировых трагедии).
Все последние месяцы войны, начиная где-то с осени 1944 года, я никак не мог понять, почему немцы продолжают воевать. Они отчаянно сражались вплоть до заключительной берлинской операции, хотя исход войны уже фактически был предрешен. Что толкало на это не руководителей Рейха (им ничего другого не оставалось), а офицеров среднего звена и, главное, рядового солдата, моряка, летчика?
Ответ или, по крайней мере, одну из составляющих ответа на этот сложный, скорее психологический, чем военный, вопрос я получил как раз благодаря двухэтажному автобусу.
Надо сказать, что первый военный комендант Берлина генерал Берзарин считал восстановление городского коммунального хозяйства одной из главных задач. Завалы, естественно, надо было разбирать, налаживать водоснабжение, канализацию, электрическую сеть и, конечно, городской транспорт. С последним дело обстояло непросто: метро было затоплено, трамваи требовали рельсового пути и электроконтактной сети. Оставались автобусы - их маршруты можно было легко варьировать, прокладывая по уцелевшим улицам. Так и получилось, что оставшиеся еще с довоенных времен массивные двухэтажные автобусы стали первым и на некоторое время единственным видом городского транспорта в послевоенном Берлине.
...И вот наша веселая компания проходит мимо автобусной остановки и стоявшей на ней довольно многочисленной — несколько десятков человек - очереди. Как раз в этот момент к остановке приближается автобус. Стоявший на площадке кондуктор - видный мужчина, с усами, которые у нас назвали бы "буденновскими", - протяжным гнусавым голосом произносит:
- Bitte, vier platze (Пожалуйста, четыре места).
И от очереди отделяются первые четыре человека и направляются к автобусу. Пятый не пошевелился - герр кондуктор ведь ясно сказал: четыре. Это было похоже на чудо! Каждый из нас представил себе, как в подобной ситуации атаковали бы автобус наши дорогие соотечествен- ники. Нет, к такой дисциплине мы приучены не были ни тогда, ни, говоря откровенно, когда-либо впоследствии.
Тут-то мне и стал ясен ответ на вопрос, донимавший меня на последнем этапе войны. Дисциплина! Железная, бессмысленная, непоколебимая даже перед лицом рассудка дисциплина. Хорошего в такой гипертрофированной дисциплине, конечно, мало.
Впрочем, нам эта опасность в обозримом будущем явно не грозит.