Станок «Рейнеккер»

Из Ленинграда я переехал в Москву в 1936 году 22-летним юношей. Но ощущать себя ленинградцем не перестал. Всю жизнь в меру своих сил старался не растерять в себе то, благодаря чему незнакомые люди после недолгого разговора угадывают: "Вы - ленинградец?". И, конечно, использовал каждую возможность побывать в родном городе, даже после того, как не стало в нем моих родителей и едва ли не всех друзей юности.
В один из таких приездов меня пригласил в гости на свою фирму генеральный директор авиамоторостроительного предприятия Александр Александрович Саркисов. Приглашение это я охотно принял по ряду причин: и из естественного профессионального интереса к передовому авиационному предприятию, и из личной симпатии, в течение многих лет связывающей меня с Александром Александровичем. А еще потому, что фирма Саркисова располагалась на территории и в корпусах, когда-то принадлежавших машиностроительному заводу "Красный Октябрь".
"Красный Октябрь"... На этот завод я попал впервые в 1930 году, сразу после окончания средней школы-девятилетки (десятилетнее образование было введено позднее), шестнадцати лет от роду. Продол- жать учиться не мог, во-первых, потому что в высшие учебные заведения принимали с семнадцати лет, а во-вторых, по причине своего происхождения "из служащих": я бы считался абитуриентом если не неприемлемым, то, во всяком случае, второсортным, не украшающим социальный состав студенчества. А на завод попасть, напротив, было нетрудно: шла первая пятилетка, промышленность интенсивно (хотя и не всегда точно нацеленно) развивалась, люди были нужны.
Забегая несколько вперед, должен сказать, что я впоследствии понял: время, проведенное мной на заводе - сначала учеником токаря, а затем токарем, - принесло мне большую пользу. Я получил навык общения с техникой, а главное, опыт жизни в большом, взрослом коллективе.
Новые станки и оборудование поступали сплошным потоком (позднее мы узнали, на какие кровавые деньги они покупались), их с переменным успехом осваивали новоиспеченные, в большинстве своем пришедшие из деревни, пролетарии. Конечно, осваивали не без потерь: часто случались поломки, да и коэффициент полезного действия нового оборудования был, как правило, невысоким. Но, в общем, дело шло.
В один прекрасный день поступила на завод очередная новинка - токарно-затыловочный станок немецкой фирмы "Рейнеккер",предназначенный для изготовления фрез. К нему прилагались описание и инструкция по использованию - то и другое на немецком языке. И поскольку предполагалось, что я, окончив школу, немецким языком владею в совершенстве, освоение "Реинеккера" поручили мне.
Конечно, оценка начальством моей предполагаемой лингвистической квалификации была явно завышена, но тем не менее при помощи словаря, а главным образом испытанного веками метода "проб и ошибок", я в этом станке разобрался. "Рейнеккер", к моему собственному удивлению, заработал.
В связи с этим событием портрет моей скромной персоны был помещен на заводской "Красной доске". Должен признаться, что ни одна регалия, доставшаяся на мою долю в течение всей последующей жизни, не приводила меня в состояние такой необузданной гордыни, как эта "Красная доска". Идя на работу и с работы, я по дороге между цехом и проходной будто ненароком замедлял возле нее шаг и внимательно наблюдал, в какой мере обращают внимание на мой портрет проходящие, особенно молодые представительницы прекрасного пола.
И вот через добрых шесть десятков лет я снова на "Красном Октябре", вернее на его законном наследнике - НПО "Завод имени В.Я. Климова".
Мне показали новые цеха, испытательную станцию. Потом состоялась встреча с коллективом конструкторского бюро и завода. (На таких встречах почти всегда наряду со стандартными задаются и такие вопросы, на которые интересно отвечать.) Рассказал я на этой встрече и о том, как чувствую себя сейчас здесь, в местах для меня родных, и о "Рейнеккере". Затем Саркисов угостил обедом.
И когда я уже собрался уезжать, главный инженер завода как бы между делом предложил:
- Давайте, Марк Лазаревич, зайдем по дороге в инструментальный цех.
В цехе меня завели куда-то в угол, где я вдруг увидел старый станок. Тот самый "Рейнеккер"! Оказывается, и по сей день его изредка используют, хотя в основном он пребывает как бы на пенсии (в чем я усмотрел некоторое сходство с собственной судьбой). Я посмотрел на станок, потрогал его ручки и штурвальчики и, не скрою, почувствовал себя при всей присущей мне толстокожести взволнованным.
Что это было? Встреча с собственной молодостью? Напоминание о том, что вещи долговечнее людей? "Рейнеккер" за прошедшие 60 лет изменился гораздо меньше, чем я. Не знаю...