Обтекатели

Назначенное время вылета приближалось, а моя машина была не готова. Техник самолета усмотрел при прогонке в одном из моторов какой-то непорядок и пытался устранить его в возможно быстром темпе. А я - в комбинезоне, унтах и шлемофоне - топтался в нетерпении рядом и, конечно, действовал технику на нервы.
А человек он, надо сказать, был очень интересный. Обладал живым' украинским юмором и изрядным жизненным опытом, что меня ни в малой мере не удивляло: такой старик и должен был им обладать (старику было немногим больше сорока, но мне тогда такой возраст, представлялся преклонным).
Сейчас же моему технику явно хотелось чем-нибудь меня отвлечь, чтобы не стоял над душой. И такая возможность представилась.
- Гляньте-ка, товарищ капитан, - сказал он, мотнув головой в сторону летного поля, - Обтекатель идет.
- Что за обтекатель, Тарасыч? - спросил я, не узрев на поле никого, кроме неторопливо идущего комиссара полка. — Там же только наш комиссар.
- А вы вспомните, товарищ капитан, как в учебнике по конструкции самолетов написано. Что есть обтекатель? Часть самолета, не несущая силовой нагрузки и служащая (он так и сказал с ударением на первом "а") для придания правильной внешней формы...
Мой техник политсостав явно не жаловал.
Это было в чем-то объяснимо. Война шла тяжелая. Противник еще господствовал в воздухе. Полк нес потери. Самолетов оставалось все меньше. И в то время, о котором я рассказываю, на каждый действующий самолет в полку приходилось едва ли не по штатному политработнику: комиссар полка, два комиссара эскадрилий, штатный парторг, инструктор по работе среди войск противника (его обязанности заключались в запихивании листовок на немецком языке в бомболюки - на врага сыпались бомбы, а вслед за ними листовки, видимо, предназначенные для того, чтобы вести пропаганду среди уцелевших немцев). Для летного и технического состава, работавшего с предельной нагрузкой, это было действительно многовато.
Правда, в интересах истины следует сказать, что наших комиссаров эскадрилий И. Сиренко и В. Квелидзе назвать обтекателями ни у кого не повернулся бы язык. Они оба были летчиками и летали на боевые задания не меньше любого другого из своих подчиненных. Было немало таких, реально воюющих политработников и в других частях. Так, в одном из корпусов авиации дальнего действия был очень популярен комиссар С. Федоров: когда в том или ином полку корпуса учащались потери, он приезжал и, владея специальностью авиационного штурмана, в течение какого-то времени просто летал в составе этого полка на боевые задания. Никакими беседами и митингами лучше поднять боевой дух части было невозможно.
Так что бывали в наших военно-воздушных силах и такие комиссары. Правда, их было не очень много. Зато и авторитет у каждого из них был непререкаемый.
И что интересно, подобные, на мой взгляд, самые настоящие комиссары нередко упускали многие из своих основных (вернее, считавшихся основными) комиссарских обязанностей. На все времени и сил не хватало - они точно выбирали самое важное. Но взгляды на то, что самое важное, а что - нет, существовали, как показывала жизнь, разные. Наш Вахтанг Квелидзе, например, много и хорошо летавший и эффективно воспитывавший людей личным примером, часто получал "втыки" от своего политического начальства: то за невыпущенный "Боевой листок", то за непроведенную политминутку, то еще за какое-нибудь запланированное в тиши кабинетов политотдела и невыполненное им мероприятие.
Много лет спустя я пересказал концепцию нашего механика моему другу, известному публицисту А. Аграновскому, и он использовал ее в одном из своих очерков, правда, привязав к ситуации и среде, весьма далеким от исходных. И был, конечно, прав: "обтекатели" водятся... Впрочем, наверное, трудно найти в нашем обществе нишу, где они не водятся.