Игорь Шелест. «Лечу за мечтой» - Дважды герой

Что же касается Амет-Хана, то, как я уже говорил, никакие просьбы рассказать о своей боевой работе, даже когда он в течение многих лет совместной работы вполне «притерся» к нам, ни к чему не приводили.
Приближалось пятидесятилетие Амета, и наша парторганизация поручила штурману-испытателю Кондратьеву подготовить доклад о жизненном и боевом пути юбиляра. Петр Андреевич проявил завидное упорство, «обрабатывая» Султана, и вот, собравшись в торжественной обстановке 26 октября 1970 года, мы узнали о своем товарище и дважды Герое Советского Союза немало удивительного.
Родился он в Алупке в семье лудильщика.
Лазая с мальчишками по скалам, довольно рано научился любить манящую опасность высоты.
Отцу Султана хотелось, чтобы сын, как и он, стал рабочим. С этим намерением шестнадцатилетний юноша поступил в симферопольское ФЗУ. Но тут под боком оказался аэроклуб. И, наблюдая день ото дня кружащиеся в небе самолеты, Султан возгорелся желанием летать.
Аэроклуб он кончил с отличием, и это дало ему возможность сразу же поступить в Качинское военное авиационное училище.
Великая Отечественная война началась для молодого летчика-истребителя с рассветом 22 июня под Кишиневом.
Но искусство побеждать пришло к нему значительно позднее.
В мае 1942 года Султан совершил свой 150-й боевой вылет. Заканчивая первый год войны, попробовал подвести итог.
Сотни раз с бреющего полета он штурмовал ползущие по всем дорогам с запада вражеские колонны. С куцего своего И-16 он даже бомбил их и, уж конечно, с яростью обстреливал из всех четырех скорострельных «шкасов». Что же касается воздушных боев — он им и счет потерял!.. Но вот беда: не удалось ему сбить ни одного фашистского самолета. Правда, и для них, для врагов, Султан оказался неуязвимым: самолет его им ни разу не удалось подбить, пуля даже не оцарапала Султана. Амет-Хан Султан
Прилетит, бывало, Амет после воздушного боя — горячий, злой. Жадно затягиваясь папиросой, сплевывает клочья бумаги:
— Строчу, понимаешь, по нему из всех, а он, зараза, не падает!.. Как его сбивать?!
Однажды инженер полка, в котором воевал Султан, решил подтрунить над Амет-Ханом.
— Что ж ты с ними, Амет, воюешь и все вничью?.. У всех есть сбитые, а у тебя ни одного?
— Будут, — буркнул Султан.
— Когда? — не унимался инженер.
— В мае собью.
— Ладно, поглядим.
Прошло время, и снова смеется инженер:
— Эй, Амет! Май-то прошел...
— Не прошел — день остался! — огрызнулся Амет.
Их полк стоял севернее Москвы, прикрывая с воздуха Ярославль.
Рано утром тридцать первого мая заныли сирены.
Взлетев, Амет ушел восточнее Ярославля, полагая, что вражеские бомбардировщики зайдут со стороны солнца. Он не ошибся: помог боевой опыт.
На высоте 7 тысяч метров Амет увидел «Юнкерс Ю-88» и решил его атаковать. Произведя несколько атак, он стрелял по «юнкерсу», но тот, живучий, не падал. Вражеские стрелки сперва отстреливались, но Султану удалось их «успокоить». Теперь Султан подошел к врагу очень близко, чтоб ударить наверняка... Но... кончился боекомплект! Султан готов был грызть себе пальцы.
Не берусь передать его остервенение, его бессильную ярость... «Юнкерс» топает на Ярославль! А там — важнейшие заводы!
И тогда он ринулся вперед, намереваясь рубануть винтом по хвосту вражеского самолета. Но опытный летчик скользнул на крыло...
Амет добавил газу, и крылья двух самолетов схлестнулись, как мечи. Мгновенно отлетели и закувыркались в воздухе обе консоли. А самолеты вздыбились сперва навстречу один другому и повалились вниз, закрутились штопором к земле.
Амет выпрыгнул. От «юнкерса» тоже отделились два парашютиста.
Таран был расценен как героический акт, и председатель комитета обороны Ярославля вручил Амет-Хану орден Ленина и именные часы.
А в городе для поднятия духа рабочих и защитников на площади выставили подбитый «юнкерс». Рядом красовался портрет героя, совершившего подвиг.
В этот период Амет-Хан вступил в партию.
Когда под Воронежем начались ожесточенные бои, Амета перебросили туда.
Немцы подошли к Сталинграду, имея решающее господство в воздухе. Для защиты Сталинграда был срочно сформирован полк советских асов. В него попали летчики, сбившие не менее десяти самолетов, и Амет. Ему зачли таран.
Здесь, под Сталинградом, вместе с лучшими летчиками-истребителями Амет отражает бесконечные воздушные атаки фашистов.
В те суровые для страны дни был отдан приказ не терять ни одного нашего бомбардировщика, обеспечивая их защиту с воздуха истребителями любой ценой. Но каково было выполнять этот приказ при господстве в воздухе авиации немцев?!
В один из таких труднейших боевых дней Амет вылетел на сопровождение бомбардировщиков и тут же обнаружил, что на его истребителе не убралось шасси...
Как быть?
Если вернуться — за то, что бросил бомбардировщики, идущие на боевое задание, будут судить. Если лететь — собьют враги!
На войне как на войне.
И он полетел за линию фронта, сопровождая и защищая свои самолеты с неубранным шасси.
К счастью, все обошлось для него благополучно. Принимать в таком виде бой с надеждой на успех он, естественно, не мог. Но товарищи помогли ему.
И только после войны в разговоре с Аметом его бывший механик признался:
— А ведь это я тогда был виноват, что не убралось у тебя шасси... Я не включил тумблер... Включил его, когда ты прилетел, а то, пожалуй, не поздоровилось бы мне за эту оплошность.
Амет зарделся в гневе, вспомнив тот день, случайно не стоивший ему жизни, но дело было старое, плюнул, даже ругаться не стал. МиГ-3


Они стояли под Батайском, где завязался важнейший узел боевых действий. Командир эскадрильи Амет-Хан Султан рвался в бой, а его не пускали, сохраняя в резерве.
И вот однажды их подняли в воздух по тревоге и затем дали по радио команду идти в сторону Крыма.
Эскадрилья прошла немного над Азовским морем, и вдруг Амет увидел несметную стаю птиц. Но тут же вспомнил, что время-то неперелетное. То шли на север немецкие бомбардировщики. И было их так много, что летчик сперва принял их за птиц.
Впереди «стаи» летел совершенно белый самолет. Так и выглядел белой вороной среди черных. «Бомбардировщик командира!» — решил Амет и первым бросился на него. Атака оказалась ястребиной: с крутым снижением на большой скорости Амет прошмыгнул за хвостом белого самолета, успев с дистанции от ста до пятидесяти метров выпустить по нему короткую очередь из всех стволов. Белый бомбардировщик мгновенно вспыхнул. Несколько секунд он еще пытался идти в строю, но пламя подобралось к кабине, и, предпочитая утонуть, чем изжариться немедленно, летчики посыпались из огня. В следующий миг на горящий самолет будто кто уронил ослепительную, как термит, кляксу...
Картина эта не могла не произвести ошеломляющего впечатления: вражеские самолеты, что были ближе к ведущему, отбросило взрывной волной, и они шарахнулись по сторонам. Это привело к всеобщему замешательству, и огромный строй самолетов рассыпался. Бомбы попадали в море...
Бедные, бедные рыбы! Они тоже познали ужасы войны: сколько их плавало в тот день на много миль вокруг, поблескивая белыми животами!..
Летчикам эскадрильи Амет-Хана удалось сбить тогда шесть бомбардировщиков врага. Лично Амет сбил три самолета.
Под Ростовом Амет-Хан сбил два немецких истребители на глазах командующего воздушной армией генерала Хрюкина. Командующий тут же вызвал к себе Амета, расцеловал его троекратно по-русски и представил к боевому ордену.
К моменту разворота нашего контрнаступления под Сталинградом Амет-Хан был удостоен звания Героя. У него было уже пятнадцать сбитых вражеских самолетов.
Однажды фашистам все же удалось сбить самолет Султана. Он выпрыгнул и приземлился с парашютом прямо на линии фронта: на нейтральной зоне, между окопами нашими и немцев.
Бог мой! Что тут началось!.. Каждой стороне хотелось заполучить летчика!
Видя такую обстановку, наши артиллеристы открыли по немецким позициям жестокий шрапнельный огонь и заставили на время присмиреть их пехоту. Султан воспользовался этим и сумел выползти к нашим окопам.
Тяжелыми для наших летчиков-истребителей оказались бои за освобождение Севастополя. Им приходилось выполнять по нескольку боевых вылетов в день. Султан так исхудал, что друзья шутили: «Тебя и пули не берут, потому что ты кащей бессмертный!»
Но причина неуязвимости Султана была в умении увидеть врага раньше, чем он его заметит сам, в умении атаковать стремительно и точно стрелять с близкой дистанции короткими очередями.
Бывало и так, что сбитые вместе с напарником самолеты Амет записывал напарнику, чтоб у того было побольше личных побед.
Пятого мая 1945 года состоялся последний — 603-й боевой вылет Амет-Хана Султана и его последний воздушный бой.
Бой длился долго. Противник попался опытнейший. В конце концов Амет зашел неприятелю в хвост и поджег его. Фашистский ас-полковник выбросился с парашютом.
Попав в плен, он попросил показать ему того, кто его сбил.
— Не может быть!.. Такой маленький! — изумился вражеский ас.
За войну Амет лично сбил тридцать самолетов врага, и еще девятнадцать было сбито им в группе с другими летчиками.
В июле 1945 года Амет-Хан Султан был удостоен звания дважды Героя Советского Союза. В полку, где он воевал, таким образом, стало четыре дважды Героя и двадцать четыре Героя Советского Союза. Ил-4


Амет погиб 1 февраля 1971 года на летающей лаборатории при испытании мощного двигателя. Но двигатель, строго говоря, здесь ни при чем. Так уж трагически осложнилась обстановка... Не поднимается у меня пока рука описать это ошарашившее всех нас происшествие... У каждого по-своему был в сердце Амет-Хан, и два дня мы между собой старались поменьше разговаривать. Трудно было поверить в гибель этого редкостной отваги, исключительного летного уменья и мудрой осмотрительности человека. Но похороны убеждают, ставят точку.
Прощаться с Амет-Ханом съехалось много родственников и земляков. Амет высоко чтил свои родные места — Алупку в Крыму, где он родился, где жили его мать и отец, где он вырос, стал мужественным, смелым, и край его отца и дедов — Дагестан.
Вспомнилось, как в празднование пятидесятилетия Дагестана Амет-Хан был приглашен почетным гостем республики, как седой старик вел под уздцы белого коня, на котором наш летчик-испытатель въезжал в родной аул своих предков.
Оглядываясь теперь назад, на весь двадцатипятилетний испытательный послевоенный труд Амет-Хана, хочу сказать, что, очевидно, не было у нас такой работы, к которой так или иначе не прикоснулся бы Султан...
Вот я поднимаюсь по узкой лестнице на второй этаж командно-диспетчерского пункта, иду в летную комнату, смотрю на стертые ступени и живо представляю, как по ним взбегает сперва подвижной, черноволосый Султан «послевоенного образца»: в синих широченных галифе, в защитной гимнастерке... Я попадаюсь ему навстречу и вижу, что он держится по своему обыкновению левой рукой за скулу.
— Что, Султан?
— Да зуб, понимаешь, болит, черт его возьми...
— К врачу бы, — советую ему.
— Боюсь, когда сверлят...
Потом проходит двадцать пять лет, и он по меньшей мере десять тысяч раз взбегает по этой лестнице в летную комнату... Его башмаки снимают за это время какой-то слой камня со ступеней... Время меняет и его облик: куда девалась роскошная, черная как смоль вьющаяся шевелюра?.. Куда девались широченные, как Севастопольская бухта, галифе?..
Но что же он наращивал за это время?
С появлением наших первых боевых реактивных самолетов Амет вместе со всеми летчиками неизменно участвовал в расширении и совершенствовании их боевых качеств. В каждом самолете была крупица и его труда.
Мне лично памятна совместная с Султаном работа по исследованию и совершенствованию первой отечественной автоматической системы заправки самолетов горючим в воздухе. Мы тогда летали в паре с Аметом на самолетах ТУ-2, ТУ-4 и ЯК-15.
В 1952 году за участие в сложнейших испытаниях самолетов-снарядов, за проявленную при этом исключительную выдержку и находчивость Султан был удостоен звания лауреата Сталинской премии...
Что же случилось у него при этих испытаниях?
Он находился в крошечном, почти без крыльев, летательном аппарате, и вместе с авиаматкой они набирали высоту. Как в лапах коршуна, малютка выглядела желтеньким цыпленком под крылом огромного четырехмоторного самолета-носителя.
В силу каких-то уж там обстоятельств — теперь не разберешься — Султана отцепили раньше времени, когда он еще не успел запустить свой двигатель. Естественно, началось самое элементарное падение, во время которого Амет продолжал пытаться запустить движок. И запустил... у самой земли. Это и позволило ему приземлиться вполне удачно, правда, на отчаянной скорости и после резкого снижения... Очевидно, наблюдавшие уже приготовились к худшему, потому что с минуту не могли ни «включить в движение ноги», ни проронить ни слова.
В середине пятидесятых годов, мне помнится, Амет блестяще провел испытание совершенно нового экспериментального самолета необычной схемы. Этот самолет вместо шасси имел сбрасываемую тележку и посадочную лыжу. Два его двигателя были установлены весьма непривычно — на концах очень тонкого ромбовидного крыла. И профиль этого крыла был необычный: заостренный в равной мере и с передней и с задней кромки, как клинок кинжала.
В исследованиях невесомости, в испытаниях многих опытных двигателей осталась часть огромного труда нашего незабвенного Амета.
Теперь уже я и сам очень редко вижу ту лестницу, что ведет на второй этаж в л е т н у ю к о м н а т у. На стене ее — портрет Султана. Жесткими своими глазами он буравит меня. «Брось, Султан, — думаю, — ты ведь не таким был совсем! Это тебя испортил сухой фотограф».
Как часто я видел тебя сосредоточенно играющим в шахматы. Видел вдруг заразительно смеющимся, веселым, чутким и простым. И не было у тебя никакой этой суровой внешности. Ну разве что иногда ты прятал под ней свою удивительную скромность.
Мне рисуется какая-то наша, может быть, последняя встреча. Это было во дворе напротив нашего дома. Ты, как всегда, потянулся левой рукой к скуле.
— Привет, Султан!
— Здоров, Игорь!
— Ко мне приезжал вчера Женя-Ваня... Говорили о тебе. Он рассказывал, что на Калининском фронте, где он воевал, среди летчиков о тебе ходили прямо легенды...
— Ой трепачи!.. Женька — отличный боец и летчик, здорово воевал, но... тоже трепач!.. Однажды лежу я на верхней койке в землянке, и никто из вошедших летчиков меня не заметил. И тут я послушал, что про меня насочиняли... Настоящие сказки про серых волков и Иванушку-дурачка! Ой трепачи!..
Султан зашипел в смехе как-то по-своему, по-особенному.
— А ты все за скулу держишься? — рассмеялся я.
— Понимаешь... Зуб, проклятый, болит...
— Сам ты трепач, Султан! Знаю я теперь эти штуки. Привык под левым локтем прятать свои Золотые Звезды!.. Кто этого теперь не знает?
— Ты прав, дурацкая привычка. И не думаю ни о чем, а получается так... Ребята тут меня чуть не избили: говорят, гордиться ты должен ими, а не прятать!.. Да я и не прячу, клянусь! Само так получается...

Быстрота реакции Стечение обстоятельств